Кто был прототипом героини «Бахчисарайского фонтана», какой царской осведомительнице Пушкин и Мицкевич посвящали стихи, как Валентина Катаева не расстреляли по «польскому делу» и почему на самом деле ксендзы не могли охмурить Адама Козлевича, Анастасии Овсяниковой и Culture.pl рассказал литературовед и историк Одессы, автор недавно вышедшей книги «Вся Одесса очень велика» Евгений Деменок.

Анастасия Овсянникова: Читая о выдающихся одесситах прошлого, тут и там наталкиваешься на польские фамилии. Это случайность, или Одесса действительно была точкой притяжения для поляков?
Евгений Деменок: Совсем не случайность! Одесса основана в 1794 году, и с первых же лет ее начали заселять представители множества народов, в том числе и поляки. А началось все намного раньше: ведь в XIV веке эти земли входили в состав Великого княжества Литовского. Забавно, что именно благодаря польскому хронисту Яну Длугошу появилась версия, что уже в 1415 году польский король Владислав Ягайло отправлял из Качибея в осажденный турками Константинополь груз пшеницы. И якобы Качибей (Хаджибей, Коцюбеев) находился именно на той территории, где находится сейчас Одесса. Нужно сказать, что кроме нескольких абзацев у Длугоша эта версия никакими другими свидетельствами, в том числе свидетельствами путешественников и находками археологов, не подтверждена. Причем Длугош сам родился в 1415 году и никак не мог быть свидетелем этих событий, а Константинополь тогда никто не осаждал. Да и точное место на карте у Длугоша никак не обозначено. Скорее всего, эта история понадобилась для лозунга о восстановлении польской государственности «од можа до можа» (от моря до моря, по-польски: od morza do morza — прим.ред.). И все же интрига есть, интрига существует, и возникла она именно благодаря поляку.

АО: То есть поляки в Одессе — с самого основания?
ЕД: Да, именно так. Первый поляк, Клюковский, жил еще в турецком Хаджибее. Первые поляки появились буквально с первых дней основания Одессы. Это были помещики и землевладельцы, которые сразу оценили важность географического положения Одессы как незамерзающего порта. Уже в 1798–1803 годах «Польское товарищество» переместилось из Херсона в Одессу. Очень быстро оно стало одним из крупнейших торговых домов Одессы.

Особенно много поляков появилось после наполеоновских войн, когда город стал бурно расти, превратившись в крупнейший торговый порт; процветала торговля зерном. Сюда, как положено, потянулись коммерсанты всех мастей, авантюристы и авантюристки, и среди всех них было много поляков, что легко объяснимо: политические катастрофы, сотрясавшие Речь Посполитую в конце XVIII – начале XIX века, привели к тому, что представители всех сословий были вынуждены круто менять свою жизнь, а зачастую и сниматься с места и искать счастья где-то еще. С Одессой оказалась связана и судьба целого ряда аристократических семейств. Вообще так получилось, что именно польские аристократы некоторое время задавали тон в Одессе. Потоцкие, Собаньские, Браницкие, Ржевусские, Маньковские… В первую очередь, конечно же, следует вспомнить Потоцких, которых было так много, что не все они были родственниками, пусть дальними, — многие просто однофамильцы. И, конечно же, среди всех многочисленных Потоцких первым вспоминается имя Софии Витт-Потоцкой, куртизанки греческого происхождения, которой удалось свести с ума всю Европу и войти в высший свет русской и польской аристократии. София была третьей женой богатейшего землевладельца Украины графа Станислава Щенсны Потоцкого, сыгравшего (многие полагают, не без ее участия) роковую роль в упразднении польской конституции 1791 года и втором разделе Польши.

АО: А причем тут Одесса?
ЕД: Софии принадлежал один из первых одесских дворцов, здание которого расположено и сейчас на пересечении улиц Софиевской и Конной. В ее честь и была названа улица. Удивительно, что по ее просьбе Ришелье даже нарушил высочайше утвержденный городской план — улица Конная должна была продолжаться дальше, до моря. Немного ниже по той же улице дочь Софии и Станислава Щенсного, Ольга, выкупив в 1824 году несколько построек у купца Мартына Католикова, построила дворец, в здании которого ныне расположен Одесский художественный музей. Его называют и дворцом Потоцких, и дворцом Нарышкиных, поскольку Ольга вышла замуж за генерала Льва Нарышкина — двоюродного брата Новороссийского губернатора Михаила Семеновича Воронцова. Кстати, жена Воронцова, Елизавета Ксаверьевна, которую мы прекрасно знаем благодаря Александру Сергеевичу Пушкину, тоже была полькой – ее отцом был польский магнат, граф Ксаверий Браницкий. В Одессе ходили упорные слухи о том, что Воронцов выдал Ольгу замуж за двоюродного брата, чтобы прикрыть свою тайную связь с ней.

Другая дочь Софии и Станислава Потоцких, тоже София, отличалась, по свидетельствам современников, небывалой красотой. По одной из версий, именно она рассказала Пушкину легенду о фонтане слез в Бахчисарае. Как вы помните, героиня «Бахчисарайского фонтана» — дочь шляхтича Мария. Так вот, фамилия этой Марии, по легенде, — Потоцкая. В легенду, впрочем, не верил уже Иван Матвеевич Муравьев-Апостол (автор «Путешествия по Тавриде», отец декабристов), полагавший, что польская аристократка из этого рода во времена Керим-Гирея не могла оказаться в татарском плену. Ему возражал Адам Мицкевич, указывая, что Потоцких в Польше много, и Мария не обязательно принадлежала к тому же роду, что и уманские магнаты.

С Одессой связаны еще двое Потоцких, братья Северин и Ян, состоявшие с графом Станиславом Потоцким в дальнем родстве — у них был общий прапрадед. Северин был видным вельможей при дворе Александра I и попечителем Харьковского университета, в котором оставил о себе очень добрую память. Одесса тогда входила в состав Харьковского учебного округа, и Потоцкий вместе с Ришелье участвовал в создании первых в молодом городе учебных заведений — коммерческой гимназии, Городского девичьего училища и Благородного института, ставшего впоследствии Ришельевским лицеем. Было у него под Одессой и имение, которое так и называется — Севериновка. Это та самая Севериновка, которую все знают по известному фильму «Зеленый фургон» с Дмитрием Харатьяном.

АО: А Ян Потоцкий — это тот самый Ян?..
ЕД: Да, тот самый Ян Потоцкий, автор «Рукописи, найденной в Сарагосе», и писал он свой роман в том числе и в Одессе, куда приезжал к брату.

АО: Какая-то очень литературоцентричная история складывается.
ЕД: И это только малая ее часть. Но сначала вернемся чуть назад, во дворец Софии Витт-Потоцкой. В 1811 году в нем останавливалась еще одна полька, дочь польского вельможи Антония Четвертинского, убитого в разгар восстания Костюшко, Мария Антоновна Нарышкина со своей дочерью Софией. Возможно, в этом факте не было бы ничего примечательного, если бы не одно «но» — девочка была дочерью императора Александра I, а Мария Нарышкина — его фавориткой. Маленькой Софии из-за слабого здоровья врачи предписали южный климат. Именно для нее устроили первую в Одессе рождественскую елку, которую привезли из имения Потоцких в Умани.

По наследству этот дом достался Александру Потоцкому, старшему сыну Софии Витт-Потоцкой, но после участия его в польском восстании 1830–1831 годов, известном как «Ноябрьское восстание», он, как и ряд других шляхтичей, потерял всю свою одесскую недвижимость — она стала казенной. По иронии судьбы, в подавлении Ноябрьского восстания особо отличился граф Иван Осипович Витт, реакционер и тайный царский шпион, приходившийся Александру… сводным братом.

АО: Какой клубок!
ЕД: Иван Витт был сыном Софии Витт-Потоцкой от ее предыдущего брака. Он метил на пост губернатора Новороссии, но в конце концов им стал Воронцов, а Витта, которому покровительствовал Аракчеев, оставили в Одессе присматривать за тамошним обществом, отличавшимся слишком смелыми, по мнению властей, нравами, и писать доносы, что он исправно и делал. Именно Витт раскрыл и сдал Южное общество и лично следил за Пестелем.

А помогала ему в этом любовница, или, как говорят сейчас, гражданская жена, авантюристка и невероятная красавица Каролина Собаньская, которую современники-недоброжелатели называли демоном, а Ахматова – одесской Клеопатрой.

Каролину, дочь польского (снова польского!) магната и масона Адама Ржевуского, выдали, а точнее, продали замуж за богатейшего одесского негоцианта Иеронима Собаньского, с которым она очень скоро разъехалась, а позднее и оформила развод. Между прочим, сестра Каролины, Эвелина, вторым браком была замужем за Оноре Бальзаком.

Связь Собаньской с Виттом длилась 15 лет, и они даже не пытались ее скрывать, что было по тем временам вопиющим нарушением приличий. Строго говоря, документальных свидетельств о сотрудничестве Собаньской с Третьим отделением не существует, но и современники, и историки в этом практически уверены. Тем более что она всегда располагала информацией «из первых рук» — ведь она держала модный салон, где бывал почти весь одесский свет и где, конечно же, велись крамольные беседы.

АО: «Почти весь» свет, но не весь?
ЕД: В первой половине 1820-х Одесса стала театром «войны салонов», в которой Собаньской противостояла первая леди губернии Елизавета Ксаверьевна Воронцова.

Пушкин, проживший в Одессе 13 месяцев, как мы знаем, был влюблен в обеих — и в Воронцову, и в Собаньскую; Воронцовой он посвятил стихотворения «Храни меня, мой талисман…», «Ненастный день потух…», «Все кончено: меж нами связи нет» и другие; по числу портретных рисунков, сделанных Пушкиным, ее образ превосходит все остальные. Собаньской же поэт посвятил стихотворение «Что в имени тебе моем?», правда, оно было написано значительно позже, в 1830 году, уже в Петербурге, где увлечение поэта вспыхнуло с новой силой.

Через полгода после окончания южной ссылки Пушкина в Одессу приезжает Адам Мицкевич. И что он там делает? Влюбляется в Собаньскую и пишет ей сонеты. А она вместе с Виттом, скорее всего, приглядывает за будущим польским гением на предмет чрезмерного вольнодумства.

Кстати, еще один одесский топоним связан с поляками Сабанскими — Сабанские казармы, а затем и Сабанский переулок. Но это не семья Иеронима Собаньского, которого на русский манер часто именовали Сабанским – казармы до национализации были огромным складом-магазином и принадлежали Александру Сабанскому. За участие в Ноябрьском восстании они были у него конфискованы и обращены в воинские казармы.

Ну и, перескочив через несколько десятилетий, упомяну другого выдающегося польского писателя, Генрика Сенкевича, лауреата Нобелевской премии по литературе за 1905 год, чья жизнь тоже была связана с Одессой, хотя и вскользь: он тут бывал, поскольку вторым браком был женат на одесситке Марии Володкович. Правда, брак этот оказался неудачным и продлился всего два года, закончившись разводом.

АО: А как жили одесские поляки, не имевшие отношения к аристократии и литературе? Была ли в городе польская община, или они сразу же ассимилировались?
ЕД: Одесса была таким местом, где люди любых национальностей становились одесситами и вливались в жизнь шумного города, при этом оставаясь собой. Поляки не были исключением. Помимо шляхты, в Одессу приехало множество купцов. Они устраивали хлебные амбары и магазины недалеко от порта. Так появились Польская улица и Польский спуск. Многие ехали в Одессу за образованием — в Ришельевский лицей и открывшийся позже Новороссийский университет. Кстати, самый известный одесский историк XIX века Аполлон Скальковский, которого называли Геродотом Причерноморья, — тоже поляк. А о жизни лицеистов-поляков можно узнать из мемуаров его сына Константина. Во второй половине XIX века в Одессе можно было встретить самых разных поляков — это и представители вольных профессий, и ремесленники, механики, столяры, токари, швецы, прислуга. Были и архитекторы, среди которых особенно стоит отметить Феликса Гонсиоровского, на счету которого свыше 35 построек в Одессе, большинство из которых сохранились до сих пор. Это и дворец польского магната Бжозовского, который одесситы называют «Шахским дворцом» — в нем с 1910 по 1920 год жил персидский шах Мухаммед Али; и Одесский археологический музей, и Строгановский мост, по которому много лет спустя маленький Юрий Олеша ходил в гимназию. А всего польскими архитекторами или по заказам польской знати в Одессе было построено более 150 домов. Поляки составляли весьма значительную часть населения города — от 3% в 1873 году до 4% в 1892 году, хотя точное число определить сложно. Перед Первой мировой войной в Одессе жили 26 000 поляков.

В конце XIX – начале XX века в Одессе издавалось 11 польскоязычных газет и журналов, были построены два костела (и третий — в Севериновке; сегодня от него остались лишь руины), работали «Польская касса» (ссудо-сберегательное общество), «Католическое благотворительное общество», «Дом Польский» (культурный центр) и многое другое. Так что польская община вполне процветала — вплоть до революции, гражданской войны и всего, что за ними последовало.

АО: Как повлияли эти события на судьбу одесских поляков?
ЕД: Трагически, как, в общем, и на все остальное. Дело в том, что Крым и Одесса сопротивлялись советской власти дольше всех. Поэтому, когда красные все-таки победили, к репрессиям они приступили без промедления. Среди множества дел, которые раскручивала ЧК в 1920 году, был и «польский заговор» — по нему проходили 194 человека, из которых 79 в конце концов отпустили, а остальных расстреляли. Кроме того, в 1918 году Польша обрела независимость, и многие поляки вернулись домой. Наконец, уже в годы сталинского террора прошла кампания против поляков, поэтому те, кто остались, предпочитали о своем происхождении помалкивать. И ни о какой общине, конечно, речи уже не шло.

Кстати, с «польским заговором» снова связана литературная история. Дело в том, что в застенках одесской ЧК в 1920 году около полугода просидел Валентин Катаев, вместе с ним был арестован и его брат Евгений, которого мы знаем под писательским псевдонимом Петров. Они проходили по другому делу, известному как «заговор на маяке» (якобы сторонники Врангеля намеревались захватить маяк, чтобы помочь Врангелю, занимавшему тогда Крым, взять Одессу). Валентина Катаева спасло чудо: с инспекцией приехал чекист и писатель Яков Бельский, ранее знавший Катаева по литературным кругам. Благодаря его вмешательству Катаева освободили, а остальных фигурантов дела вскоре расстреляли. Евгению же пришлось в документах уменьшить возраст на год, чтобы избежать наказания в связи с несовершеннолетием – он потом всю жизнь указывал 1903-й как год своего рождения. Так вот, официальным основанием для освобождения в документах стала их непричастность к «польскому заговору». Этот опыт Катаев осмыслил и описал в своей поздней повести «Уже написан Вертер».

АО: Польская линия есть и у Ильфа и Петрова. Одного из персонажей «Золотого теленка» они сделали поляком, хотя прототипом Адама Козлевича считается чех, ярославский таксист Иосиф Сагассер. Зачем писатели сменили герою национальность?
ЕД: Версия о том, что прототипом Козлевича был Иосиф Сагассер, частный таксист, возивший Петрова по Ярославлю, когда он приезжал туда в качестве корреспондента газеты «Гудок», на автомобильчике с надписью «Эх, прокачу!», принадлежит замечательному одесскому краеведу Александру Розенбойму, писавшему под псевдонимом Ростислав Александров. А судьба Сагассера оказалась страшной: он был репрессирован и погиб в лагерях.

Как чех стал поляком, сказать сложно. Может быть, как раз потому, что в контексте города Черноморска, где происходят основные события «Золотого теленка», поляк более органичен. Чехи в Одессе тоже жили, но их было немного. В основном это были учителя танцев, учителя музыки. Учителем музыки был, в частности, отец сестер Суок — Лидия Суок была замужем за Эдуардом Багрицким, Ольга — за Юрием Олешей, а у Серафимы был с Олешей бурный роман до его женитьбы на Ольге, а впоследствии она вышла замуж за Виктора Шкловского. Юрий Олеша, между прочим, — еще один одессит, писатель и поляк: польский был его родным языком. Восемь лет назад я установил мемориальную доску на доме, в котором в Одессе жил Юрий Карлович. Улица сейчас названа в его честь.

АО: Вы говорили об упадке польской жизни в советской Одессе. Но в «Золотом теленке», действие которого происходит в 1930 году, Козлевича, как известно, «охмуряют ксендзы». Разве это было возможно?
ЕД: Конечно, сюжет с «охмурением» — чистой воды пропаганда. В действительности, хотя Собор Успения Пресвятой Девы Марии еще кое-как функционировал (окончательно его закрыли в 1935-м), гонения на религию были в самом разгаре, у церквей конфисковывали имущество, в помещениях костела разместили архив, священнослужителей репрессировали, и в том числе репрессировали и всех послереволюционных настоятелей второго одесского костела — Собора св. Петра. Так что представить себе напропалую миссионерствующих в этих условиях ксендзов совершенно невозможно.

Но фигурой Козлевича «польские связи» Ильфа и Петрова не исчерпываются.

АО: А что еще?
ЕД: Писатели дважды бывали в Варшаве. Первый раз — в 1934 году; известно, что они смотрели там самую первую экранизацию «Двенадцати стульев».

Сценарий польско-чешского фильма, вышедшего в 1933 году, был адаптирован к европейским реалиям. Пражский парикмахер получает письмо об огромном наследстве, которое оставила ему скончавшаяся в Варшаве тетушка, но, приехав в Польшу, обнаруживает лишь 12 стульев, которые продает за бесценок «Остапу Бендеру» — антиквару Камилу Клепке (его сыграл польский актер Адольф Дымша). К тому времени, как парикмахер находит записку тетушки с объяснением, где спрятаны 100 тысяч долларов, стулья уже распроданы. Парикмахер и антиквар, объединившись, ищут стулья, но, как и в литературном первоисточнике, остаются ни с чем: стул с кладом попал в детский приют, деньги нашли и обратили на нужды сирот.

АО: Вы упомянули, что Ильф и Петров были в Варшаве дважды…
ЕД: Да, второй раз, в 1935 году, они просто останавливались там проездом по пути в Америку. А вот в Париже в ходе этой же поездки они встречались с братом Ильфа Израилем Файнзильбергом. Файнзильберга нужно упомянуть в нашем разговоре, потому что он был художником и фотографом-авангардистом, известным под псевдонимом Сандро Фазини, близко дружил и много раз совместно выставлялся в Одессе с Сигизмундом Олесевичем, художником польского происхождения.

Олесевич рос в Одессе, потом уехал учиться в Париж и вернулся в разгар Первой мировой войны. Они с Фазини были одними из самых заметных одесских футуристов своего времени. Олесевич и Фазини, важные фигуры одесского «Общества независимых» (художников), поначалу увлеченно участвовали в «революционном искусстве», но довольно быстро все поняли и эмигрировали, оба поселились в Париже. Фазини с женой погибли в Аушвице, а Олесевич дожил до преклонных лет и выставлялся вплоть до 60-х годов.

АО: Как живут одесские поляки сегодня?
ЕД: Польская община как таковая не сохранилась, но сохранилась какая-то семейная память, и многим важно вернуться к своим корням. Этому помогает работающее в Одессе отделение Союза поляков им. А. Мицкевича. Когда погиб президент Польши Лех Качиньский и в его честь переименовали часть Польской улицы, установив там мемориальную доску, выяснилось, что в Одессе живет его кузен.
У меня самого есть польские корни: моим двоюродным прапрадедом был народоволец Александр Квятковский, выходец из польского княжеского рода Квятковских, сосланных в Сибирь за участие в восстании 1830 года. Его в 1880 году казнили за покушение на Александра II. Правда, эта моя семейная линия с Одессой как раз не связана. Точнее, связана — уже в моем лице. Потому что все на свете так или иначе связано с Одессой.

Беседовала Анастасия Овсянникова.

Анастасия Овсянникова — экономист, журналист, работала в газете F5 и онлайн-издании Cityboom.ru, публиковалась в развлекательных и сетевых медиа, работала в Сахаровском центре и других некоммерческих организациях.