За месяц в Париже мы успели многое – съездить во дворец Фонтенбло, который гораздо приятнее и уютнее Версаля, недаром его выбрал Наполеон, и не только Наполеон – в Фонтенбло жила добрая половина французских королей; изучить Музей искусства и истории иудаизма и его обширную библиотеку; сходить на экскурсии в Опера Гарнье и за кулисы «Лидо»; много раз заглянуть в легендарный и умирающий сегодня магазин русской книги издательства ИМКА-Пресс; ну и, конечно, заняться поисками следов пребывания в Париже нашего земляка, одессита, художника Давида Видгофа. Поиски эти привели меня в Национальный архив и в немыслимый для нашей многострадальной страны магазин старой прессы на rue des Archives, в котором милая старушка-продавец, не понимающая ни слова по-английски, за три минуты нашла и принесла мне откуда-то из закромов газету 1902 года с рисунками и карикатурами Видгофа.
Да, Фонтенбло. Совершенно чудное место. Приехав туда из Парижа на поезде и потом на автобусе, не спешите сразу во дворец, зайдите в одно из кафе в центре и закажите себе знаменитые crepes. Обязательно погуляйте в парке, а лучше всего – прокатитесь в карете. Чарующее впечатление. Но это потом, в конце. А сначала посмотрите, как жил Наполеон. Изучите спальню, рассмотрите скромный трон и обязательно остановитесь у ванны. Любитель горячих ванн, император принимал их дважды в день, читал в них книги, лёжа в ванне принимал посетителей, диктовал письма и указы. Ну не восхитительно ли!
Ещё в Одессе, узнав, что мы собираемся в Париж, Игорь Потоцкий дал мне телефоны Виталия Амурского и Николая Дронникова и попросил обязательно с ними встретиться. Мы с удовольствием выполнили просьбу.
Николая Егоровича Дронникова я знал заочно по его рисункам и книгам, которые видел дома у Игоря Потоцкого; повесть Игоря «Улица Розье» без его иллюстраций уже невозможно себе представить. Николай и Аньез Дронниковы – удивительная пара, живущая в удивительном доме в пригороде Парижа Иври. Хотя какой это пригород – туда ходит парижское метро, а до официальной границы города идти пешком минуты две. Весь этот дом и двор стал за сорок последних лет средоточием русской культуры. На стене под навесом – два больших холста, на каждом холсте – портреты поэтов. Слева – «Айгисты», справа – «Бродскисты». Сам Николай Егорович уверенно относит себя к «Айгистам», и это понятно – его связывают с Геннадием Айги годы дружбы и совместного творчества. В конце шестидесятых Аньез работала в Москве, в агентстве Франс-пресс. Заводить романы с француженками было тогда пиком моды среди творческих людей Москвы. Этот роман оказался удивительно прочным.
Вот уже сорок лет Николай Дронников живёт в Париже. Он уехал в 1972 году, прервав успешно начавшуюся в СССР карьеру, уничтожив перед этим значительную часть сделанных на родине работ. «Приехал закончить образование - по совету Шагала», - говорит сам художник.
На новом месте всегда трудно начинать – а ещё труднее состояться. Николай Дронников состоялся – не только как художник, создавший прекрасные циклы парижских пейзажей и уже вошедший в историю как автор уникальной серии портретов знаменитых россиян, но и как писатель, издатель, просветитель… Приехав в Париж, он поставил перед собой задачу не только узнать о русской эмиграции и эмигрантах всё то, что замалчивалось в Союзе, но и донести эту информацию до всех тех, кто в ней нуждался. В начале 80-х Николай Егорович составил и опубликовал шесть номеров сборника «Статистика России. 1907-1917 годы», где представлены интереснейшие данные, замалчивавшиеся тогда в СССР. В своей уникальной домашней типографии Дронников издал более шестидесяти книг с текстами Геннадия Айги и Елены Гуро, Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, своими воспоминаниями и рисунками.
А в своём ставшем легендарном цикле портретов, которые он делал только и обязательно с натуры, Николай Дронников запечатлел Иосифа Бродского и Александра Солженицына, Геннадия Айги и Виктора Некрасова, Владимира Высоцкого и Булата Окуджаву, Андрея Тарковского и Андрея Синявского, Святослава Рихтера и Мстислава Ростроповича – и ещё многих, многих других.
Мы проговорили с Николаем и Аньез часов пять, смотрели дом, картины и рисунки, книги, выпивали, а потом Николай Егорович взялся подвезти нас домой – через весь Париж. Эта поездка превратилась в увлекательную экскурсию. Ещё до того, вдохновившись силой его творчества, я предложил Николаю Егоровичу записать с ним интервью – и приехал через день, и мы опять говорили много часов подряд, он писал мой портрет, точнее – сразу два, на дереве и на холсте, и сетовал, что у меня нет бороды, а ведь борода – это как раз самое интересное в человеке и портрете.
Интервью, которое я тогда записал, было потом опубликовано во «Всемирных одесских новостях». Я выслал его Николаю и Аньез, и вот что они ответили:
«Евгений,
Во время войны в Москве было много Одессы, из-за Бернеса.
Москва устояла.
Я даже ревновал её к Москве. Позже, на дипраунде, пришлось сидеть с ним рядом и разговаривать. Мы были гонимы. Спустя 70 лет Одесса сопровождает меня в Париже.
Чудесен мир.
Николай».
Виталий Амурский – один из тех, кто изображён на холсте «Айгистов» во дворе у Николая Дронникова. Поэт, журналист, он уехал во Францию в 1973 году и больше пятнадцати лет работал в русской редакции Международного французского радио, где вёл еженедельную авторскую программу «Литературный перекрёсток». Как и Дронников, Виталий Амурский хорошо знаком со всеми выдающимися фигурами русской эмиграции. Мы гуляли по Елисейским полям, и он рассказывал о том, что «русского» Парижа больше не существует. Что старая эмиграция вымерла, а новые – экономические, - эмигранты предпочитают покупать дорогие квартиры и молча вливаться во французскую жизнь, не интересуясь ни культурой, ни историей. Что сегодня в Париже русскоязычному автору негде публиковаться; и самому ему приходится отправлять свои стихотворения и эссе в Америку, или Германию, или Израиль. Виталий рассказывал о своих встречах с Бродским и Окуджавой, Евгением Рейном и Геннадием Айги. А ещё делился почти секретными знаниями – адресами книжных магазинов, где можно недорого купить отличные книги и альбомы…