Однако первые рассказы из серии «Из рассказов бывалого лётчика» (среди которых были «Знакомство с Сопвичем», «Пилот и автомат», «Стрела и рыба») Александр Козачинский написал лишь в августе-сентябре 1937 года. Они были опубликованы в 1938 году, в февральском номере журнала «Знамя». Возможно, закрытие в 1937 году «Экономической жизни» послужило толчком для собственно литературных занятий. Ведь журналистская подёнщина занимала всё свободное время. Сам Ильф упоминает об этом в своём январском письме:
«Я живу, как червь. "Золотой телёнок" пока не выходит, и кто знает, выйдет ли вообще. Хочется писать новый роман, но обстоятельства (всё время необходимо кушать) мешают».
Но, скорее всего, Александр Козачинский чувствовал неуклонную поступь болезни и хотел оставить после себя что-то значительное. В апреле 1937-го, в возрасте 39 лет умер от туберкулёза Илья Ильф. Александр Козачинский переживёт его всего на шесть лет и тоже умрёт от туберкулёза в возрасте 39 лет…
В конце того же 1938 года в 14-м выпуске альманаха «Год XXII» была опубликована повесть «Зелёный фургон», которую ждал немедленный успех. Только при жизни автора, с 1938 по 1943 годы, она переиздавалась трижды. Вероятно, автор сам не ожидал такого успеха. В Одесском литературном музее хранятся письма Козачинского к Евгению Петрову, опубликованные Алёной Яворской в пятом выпуске музейного сборника «Дом князя Гагарина», в которых автор делится своими мыслями и сомнениями по поводу повести:
«После беседы с Валей (
Валентином Катаевым – прим. автора) я решил не спешить; вот уже полтора месяца, как я держу у себя рукопись. Написал три главы, которых раньше не было, остальное существенно переработал. Не знаю, как получилось; написано же много, вероятно листа четыре. Теперь я понял, как полезны советы молодым авторам. То, что сказал мне Валя, оказалось необычайно важным для меня. Однако, и сейчас не хочу выпускать рукопись; дам её ещё почитать Лёве Славину и, возможно, дождусь твоего приезда» (12 мая 1938 года).
А вот фрагмент из письма от 15 июня 1938 года:
«Мне очень неловко обращаться к тебе с денежной просьбой, особенно до того, как выяснится судьба "Зелёного фургона". Однако, К.К. (
мать писателя Клавдия Константинова – прим. автора) осталась без денег, и у меня нет другого выхода, как обратиться к тебе, хотя я совершенно не представляю себе, из каких источников покрою долг, если "З.Ф." забракуют. С этим предупреждением я и обращаюсь к тебе с просьбой одолжить К.К. некоторую, удобную для тебя сумму, чтобы она могла перекрутиться до продажи "З.Ф." и получения под него аванса».
Опасения оказались напрасными. Повесть получила восторженные рецензии – они были так хороши, что автор сам не до конца был уверен в искренности рецензентов. Вот фрагмент из письма Козачинского Петрову от 6 марта 1939 года:
«Дорогой Женя!
Прочел хвалебную статью Германа (
рецензия Юрия Германа на повесть опубликована в 12 номере журнала «Звезда» за 1940 год – прим. автора). С непривычки событие это показалось мне весьма значительным. Вот я не знаю только: если писатель пишет, что "повесть написана превосходно", что "всё в ней, как в подлинном художественном произведении – открытие" и т.д. и т.п. – то значит ли это, что он в самом деле убеждён в том, что повесть "превосходна", что "всё в ней – открытие" и т.д. и т.п.? Или писатель выполняет только задание редакции? Ответь мне на этот, продиктованный честолюбием вопрос». Помимо Германа, основные хвалебные рецензии на повесть написали Е. Рагозин («
Литературное обозрение», 1939, № 7) и М. Цейтлин («
Молодая гвардия», 1939, № 4).
Вдохновлённый успехом, Александр Козачинский продолжает писать, насколько этого позволяют силы. В 15-м номере альманаха «Год XXII» за 1939 год опубликован его водевиль «Могучее средство», а в 1940 году выходит первая книга Козачинского, в которую были включены два рассказа «бывалого лётчика», «Зелёный фургон» и новый рассказ «Фоня», написанный в январе того же года.
Евгений Петров настойчиво приглашал Козачинского писать для «Литературной газеты», но тот был уже слишком болен. Прогрессирующий туберкулёз вынуждал проводить всё больше и больше времени на лечении и в санаториях. Вот фрагмент из письма Козачинского к Петрову от шестого марта 1939 года (Козачинский тогда лечился в Ялте):
«Положение мое, Женя, такое. Каждый туберкулёз имеет свое начало и свой конец. Было бы нелепо закрывать глаза на факты. Несмотря на сдержанность моего врага, я отдаю себе отчёт в том, что шансов с каждым днем у меня остаётся все меньше. Год для прогрессирующего туберкулеза последней стадии – очень большой срок, а я уже болен скоро год. Уже третий месяц я лежу в постели. Если даже мне удастся устроиться в Долоссы, даже если Лёва вырвет для меня эту записку насчет отдельной палаты (у них есть 4-5 таких палат, предоставляемых по блату), то и это для меня лишь вынужденный вариант.
Я иду в туберкулезный санаторий только потому, что некуда больше деваться. Ни один врач не советует больному идти в тубсанаторий, если у него есть какая-н.б. другая возможность».
В начале июне 1941 года Литфонд СССР эвакуирует тяжело больного Козачинского вместе с матерью в Новосибирск. «Прошу помочь прописаться устроиться приехавшему Новосибирск тяжело больному писателю члену ССП Александру Казачинскому», — телеграфирует в Новосибирское отделение Союза писателей Александр Фадеев.