Ни даты его рождения и смерти, ни место рождения точно не известны; то, что известно, основано на рассказах и публикациях самого Гольцшмидта. Он мог придумать себе любую биографию. На обложке единственной известной его книги указан адрес: «Москва. Париж. Тифлис. Почтамт. В. Р. Гольцшмидт». Наверное, так должно быть у настоящего футуриста.
С лекциями Гольцшмидт начал выступать в 1913 году — вначале по городам Урала и Сибири. Текст одной из них, «Духовная жизнь и физическое развитие современного человека», прочитанной в Омске 23 ноября 1913 года, был опубликован в Перми. Видимо, именно там, в Перми, он и познакомился с Василием Каменским, с которым потом не только много выступал, но благодаря которому стал постоянным «резидентом» знаменитого «Кафе поэтов», открывшегося осенью 1917 года в Москве, на углу Тверской и Настасьинского переулка, в помещении бывшей прачечной. Кафе было проектом Каменского и его друзей Давида Бурлюка и Владимира Маяковского — Гольцшмидт называл их «слонами футуризма» и быстро с ними сблизился. 1917-й вообще был для него удачным и насыщенным — лекции в Москве, Петербурге, Екатеринбурге, Перми, городах Сибири; съемки в фильме «Княжна Лариса» на студии Ханжонкова, а осенью — «Кафе поэтов». Именно с этим периодом — с осени 1917‑го до осени 1918‑го — связан наибольший корпус воспоминаний о Гольцшмидте.
Выступления «футуриста жизни» строились обычно по одному и тому же сценарию. Сначала он рассказывал о преимуществах здорового образа жизни, затем демонстрировал особые дыхательные упражнения, потом — совершенно не к месту, — читал несколько стихотворений, чаще всего Василия Каменского, иногда свои. Главное было в конце. Он замолкал, сосредотачивался, а затем с размаху разбивал о голову толстые деревянные доски.
Публику он поражал прежде всего внешним видом. Голые шея и грудь (кого сейчас этим удивишь?), посыпанные золотой или серебряной пудрой волосы, серьга в ухе, массивный крест на шее. Вот как описывал его выступление поэт и прозаик Матвей Ройзман:
«На эстраду вышел атлетического сложения человек, напоминающий участников чемпионата французской борьбы. Ворот рубашки с глубоким вырезом открывал бычью шею, короткие рукава обнажали бицепсы. На лице футуриста жизни, на шее, на волосах лежали слои пудры бронзового цвета, что делало его похожим на индуса, йога. Атлет развернул широкие плечи, вдохнул с шумом воздух, раздувая мощную грудь, и стал говорить о том, что каждому человеку нужно беречь свое здоровье и закаляться. <…> В заключение футуристу жизни на огромном блюде принесли большую печеную картофелину, он положил ее целиком в рот, съел. Потом взял обеими руками блюдо, отвел его от себя подальше и с силой ударил им по своей голове. Голова первого русского йога осталась целой, а блюдо разлетелось на куски…»
В начале 1918 года Гольцшмидт за спиной «слонов футуризма» стал единоличным собственником «Кафе поэтов», которое финансировалось первоначально булочником и поэтом Николаем Филипповым. Тут же, по свидетельствам современников, он поставил за буфетную стойку свою мать, а за кассу посадил младшую сестру. Все это вызвало бурное возмущение Маяковского.
Но «футурист жизни» вовсю пользовался моментом. Он снял номер в гостинице «Люкс» на Тверской и украсил его мехами; Екатерина Баркова, первая жена художника Александра Осмеркина, бывавшая в этом номере, вспоминала, что «у него стоял там алтарь, покрытый черным бархатом, там он какие-то моления возносил».