Вдруг из парадного послышался громкий лай.
— Джек, — улыбнулся Митя.
Через секунду весёлым лаем заполнился весь двор. Маленький рыжий шпиц подскочил к скамейке и лаял на кота, Митю, Олега Сергеевича и бабушку одновременно.
— Джек, тише на тридцать децибел! — послышался мужской голос. Из парадного вышел высокий мужчина в очках с большим ковром на плече.
Джек продолжал лаять. Кот открыл глаз, потом второй, лениво потянулся и спрыгнул со скамейки. Громко лая, Джек прыгал вокруг него. Наконец кот неторопливо пошёл к старому водопроводному крану, когда-то кем-то установленному посреди двора, и лёг в его тени. Шпиц побежал за ним.
— Оскар Борисович, вы что, ковёр собрались выбивать? — спросила возмущённо Митина бабушка.
— Ну да. А что, Илона Матвеевна? — спросил мужчина с недоумением.
— Сейчас обеденное время. Многие отдыхают. Неудачная затея!
— Забавно. Очень забавно, — улыбаясь, сказал Олег Сергеевич.
— Что забавного? — повернувшись к нему, спросила с возмущением бабушка.
— Ещё Катаев писал, что во дворе у Юрия Олеши часто выбивали ковры. Надо же — сто лет прошло, а ничего не изменилось!
Замолчавший на минуту Джек снова залаял.
— Джек, я же сказал, тише на тридцать децибел! — повторил громко Оскар Борисович.
— Ваш Джек даже в децибелах разбирается? — засмеялся Митя.
— Ещё как разбирается! Очень смышлёный, — улыбнулся Оскар Борисович и начал развешивать ковёр на веревке рядом со скамейкой.
— Оскар Борисович, я же сказала, что это неудачная затея! — бабушка решительно подошла к нему.
— Это почему? Если я кого-то разбужу, он крикнет мне с балкона.
— Мы с Олегом Сергеевичем собрались обсудить серьёзные вещи. Вы будете нам мешать, — сказала бабушка.
— Илона Матвеевна, вы же сказали, что Мите пора обедать. И что борщ остывает, — улыбнулся Олег Сергеевич.
— Ничего. Борщ подождёт, — ответила решительно бабушка. Полчаса ничего не решат. Присаживайтесь, Олег Сергеевич. Так что вы хотели спросить?
Олег Сергеевич с Митей переглянулись, с трудом сдерживая смех.
— А мне можно поучаствовать в вашей учёной беседе? — спросил Оскар Борисович.
Бабушка уже собралась было ему отказать, но Олег Сергеевич опередил её:
— Конечно. У нас нет секретов. Садитесь рядом с нами.
— Только если не будете курить, — буркнула Илона Матвеевна. — И скажите своему Джеку, чтобы уменьшил громкость на сто децибел!
Словно понимая разговор людей, Джек молча подбежал к Оскару Борисовичу и сел у его ног.
— Я же говорил — смышлёный пёс, — Оскар Борисович ласково потрепал Джека по голове.
— Олег Сергеевич, так что вы там спрашивали насчёт культуры? — сказал Илона Матвеевна, внимательно разглядывая Митю. Она поправила ему причёску, оглядела его одежду — опрятная ли, и взгляд её упал на свои собственные тапочки.
— Ой, — сказала она, пряча ноги под скамейку. — Извините. Так торопилась, что забыла обуться!
— Не смущайтесь, — сказал Олег Сергеевич. — Мы же в Одессе. Я на такой случай держу у порога кроксы. Удобно и практично. А вообще — люблю кеды.
— И я люблю, — сказал Митя.
— Ну что, начнём?
— Начнём, — сказала Илона Матвеевна.
— Итак, — начал Олег Сергеевич. — Культура и искусство.
— Да. Культура и искусство. Я считаю, они никак не помогут Диме выжить в нашем жестоком мире. А мальчик должен уметь зарабатывать, чтобы накормить себя и свою семью.
— Согласен с вами полностью. Мальчик, то есть мужчина, должен быть опорой для своей семьи. Но будут ли ему в этом мешать культура и искусство? Давайте начнём с культуры.
— Давайте.
— Понятие культуры у нас часто смешивают с понятием искусства, а это не так. Сам латинский термин «cultura» имел своим первым значением возделывание и впервые встречается в трактате о земледелии Марка Порция Катона.
— Вот это да! — воскликнул Митя.
— Тихо, — одёрнула его бабушка.
— Очень интересно, — сказал Оскар Борисович.
— Так вот, в своём трактате Катон особо подчёркивал важность особого душевного отношения к возделыванию земли — отношения, без которого нельзя добиться успеха. Вот это особое отношение и стало ключевым. И уже во всей дальнейшей литературе термин «культура» употреблялся как синоним греческому «paideia» — воспитание.
— И до сих пор употребляется? — спросил Оскар Борисович.
— Сегодня понятие «культура» имеет огромное число значений, но все они объединены единым смыслом — как накопленные человечеством в результате постоянного совершенствования знания и умения.
— Общий уровень развития человечества?
— Совершенно верно. Всё то, что противостоит беспорядку и хаосу. Греки считали, что только культурный человек, только добродетельный и верный гражданин может занять своё естественное место в прекрасном строе Космоса. То есть, по-нашему, Вселенной. Илона Матвеевна, разве вы не хотите, чтобы Митя был добродетельным и верным гражданином? — Олег Сергеевич посмотрел на бабушку.
— Олег Сергеевич, не передёргивайте. Конечно, хочу.
— Ну вот и прекрасно. Мы часто забываем, что искусство является не синонимом культуры, а его составной частью. Наряду с наукой, нравственным воспитанием, организацией быта и многим другим. Вот, например, бытовая культура, о которой у нас многие забыли. Культурный человек никогда не будет писать краской на стенах домов или выбрасывать мусор не в урну, а себе под ноги. Или, например, гонять котов. Вы же не хотите, Илона Матвеевна, чтобы Митя бросал мусор себе под ноги?
— Олег Сергеевич, я уже сказала — не передёргивайте. Дима — мальчик из приличной семьи. Кстати, почему вы называете его Митей?
— А вы присмотритесь внимательнее. Митя подходит ему гораздо больше, — улыбнулся Олег Сергеевич.
— Мне Митя больше нравится, — сказал Митя.
— Мало ли что тебе нравится, — сказала строго бабушка, осеклась и махнула рукой.
— Можно продолжить? — спросил с улыбкой Олег Матвеевич.
— Продолжайте, — ответила в сердцах бабушка.
— Итак, мы все согласились, что культура важна и нужна. Давайте перейдём к искусству.
— Давайте! — сказал Митя. Бабушка хотела снова одёрнуть его, но в последний миг сдержалась.
— С древних времён лучшие умы человечества пытаются определить, что такое искусство и зачем оно нужно.
— Ни зачем не нужно, — пробормотала себе под нос бабушка.
— Давайте сначала разберёмся с понятиями. Как вы думаете, Илона Матвеевна — что такое искусство?
Бабушка задумалась на минуту и ответила:
— Ну как что. Это же понятно. Живопись, скульптура, литература, музыка…
— То есть любая живопись — это искусство? Даже самая неумелая?
— Ну… Нет.
— А неуклюжие стихи с плохой рифмой — это искусство?
— Нет. Искусство — это то, что красиво.
— Замечательно. А как вы считаете, Илона Матвеевна: кулинария или парикмахерское дело — это искусство?
— Конечно же нет! Это просто смешно.
— Видите, как интересно. А французский философ Гюйо, например, считал искусством не только живопись и литературу, но и искусство костюмерное, вкусовое и осязательное.
— Гюйо крут, — улыбнулся Митя.
— Ну, знаете… Это его мнение, — сказала бабушка. — Своё мнение я вам уже сказала. Искусство — это красота.
— Не буду мучить вас расспросами о том, что такое красота. Скажу лишь, что мыслители спорят об этом уже несколько тысяч лет.
— Вот это да! — воскликнул Митя. — А я думал, что это понятно и очевидно.
— Если бы! У древних греков, например, понятие красоты было неотделимо от понятия добра. А вот основатель эстетики немецкий философ Баумгартен считал основной целью искусства — красоту.
— Я согласна с Баум…
— Баумгартеном, — подсказал Олег Сергеевич.
— Да, с Баумгартеном, — сказал Илона Матвеевна.
— Тогда вы не согласны с Зульцером и Мозесом Мендельсоном, которые считали главной целью искусства и красоты воспитание нравственного чувства, и частично не согласны с Кантом и Шиллером…
— Как-то всё это слишком сложно, — сказала Илона Матвеевна.
— Что же сложного? Всё очевидно, — возразил Оскар Борисович.
Бабушка раздражённо посмотрела на него, подумала секунду и ответила:
— Для меня всё очевидно! А вот для Димы сложно.
Митя с Олегом Сергеевичем быстро переглянулись.
— Ну что же. Скажу проще. Итак, два основных взгляда на цель искусства таковы — это или добро, или красота. И то, и то — хорошо, правда?
— Правда, — согласилась бабушка.
— И тем не менее Лев Николаевич Толстой писал о том, что искусство стало пустой забавой праздных людей.
— Вот! Я согласна с Толстым, — оживилась Илона Матвеевна. — Всё-таки великий писатель.
— Позвольте, Олег Сергеевич, — сказал Оскар Борисович. — Толстой ведь не просто так это написал.
— Ну да, ну да. Он писал это в пику деятелям современного ему искусства. Толстой считал, что между хорошим искусством, передающим добрые чувства, и дурным, передающим злые чувства, совершенно стёрлась разница. И что забыто главное предназначение искусства — переводить в чувства самые высшие истины, которые познаны человечеством.
— А разве это не так?
— И потому искусство стало не тем важным делом, каким оно предназначено быть, а пустой забавой.
— Ну я это же самое и говорила.
— То есть вы согласны, Илона Матвеевна, что настоящее искусство является важным делом?
— Ну конечно!
— Вот! И я с вами согласен. Да что я? С вами согласен сам Толстой! Он считал, что искусство есть один из двух органов прогресса человечества. Если через слово человек передаёт свои мысли, то через образы искусства — свои чувства. И люди настоящего и будущего именно через искусство могут понимать чувства людей прошлого.
— Здорово, — сказал Митя.
— Кроме того, Толстой считал, что искусство — одно из необходимых средств общения, без которого не могло бы жить человечество. Теперь даже как-то и неловко подумать, что искусство ни для чего не нужно. Правда, Илона Матвеевна?
— Вы загнали меня в угол, Олег Сергеевич. Получается, что так.
— Разве это я? Это Толстой. Он тоже считал, что искусство есть великое дело. И что настоящее искусство может сделать так, чтобы чувства братства и любви к ближнему стали для всех привычными и естественными.
— Как красиво, — сказала Оскар Борисович.
— Красиво, но неправдоподобно, — пробурчала бабушка.
— А самое интересно, что всего этого искусство не может добиться без науки. Потому что другой орган прогресса человечества — это как раз наука. Искусство переводит в область чувства те истины, которые открывает и изучает наука.
Джек залаял, увидев нового кота, потом посмотрел на Оскара Борисовича и сразу умолк.
— Вот видите, Джек согласен. Какой смышлёный пёс. Пожалуй, назову его Шерлоком. Как тебе новое имя, Джек?
Шпиц вильнул хвостом.
Все рассмеялись.
— А знаете, что самое парадоксальное, Илона Матвеевна? — продолжил Олег Сергеевич. — Чем больше культурных людей будет в нашем обществе, тем быстрее улучшится и материальная часть жизни.
— Вот этого я не понимаю. Объясните.
— Объясняю. Дело в том, что человек, полюбивший искусство, привыкает к красоте и гармонии. Эту привычку он переносит и в свою повседневную жизнь — старается установить гармонию и в том месте, в котором живёт, и в отношениях с окружающими. А гармония в отношениях прямо ведёт к благополучию в государстве. Это раз. Я уже не говорю о том, что человек, любящий красоту, старается сделать так, чтобы красота его окружала. А это значит, что он будет строить красивые дома и заботиться о чистоте в своём городе. Это два. Есть что-то неверное в том, что я говорю, Илона Матвеевна?
— Нет ничего неверного, — ответила бабушка.
— Ведь искусство развивает хороший вкус. А хороший вкус, в свою очередь, способствует развитию понятия гармонии, добра и внутренней достаточности. И вот вам парадокс — человек с хорошим вкусом будет в гораздо большей степени справедлив и честен. А общество, в котором будет достаточно таких людей, будет благополучным. Не зря ведь все великие правители покровительствовали искусствам. Они это знали.
— Интересно, как всё связано — хороший вкус и благополучие общества, — сказал Оскар Борисович.
— Именно. И, кстати, творчество Юрия Карловича Олеши, о котором мы говорили сегодня с Митей — это прекрасный образец хорошего вкуса в литературе. Мы ходили сегодня по местам Юрия Олеши. Тем местам, которые он описывал и в своих воспоминаниях, и в «Трёх толстяках». Мы наблюдали, как детские воспоминания Олеши стали частью прекрасной сказки. Я обещал Мите прочесть последний на сегодня отрывок — и дать ему прочесть всю книгу. Послушаете, Илона Матвеевна? Подождёте ещё чуток с обедом?
— С удовольствием.
— Митя, помнишь тот момент, когда Суок сидела на траве рядом с наследником Тутти и вдруг услышала равномерный повторяющийся звук? — повернулся к Мите Олег Сергеевич. — Она ещё подумала, что это тикают часы?
— Да, Олег Сергеевич! Оказалось, что это бьётся его железное сердце!
— Железное, которое оказалось живым. У тебя отличная память. А теперь — послушайте:
«Однажды, когда я был маленьким мальчиком, легши спать, я вдруг услышал совсем близко от себя какой-то звук — глухой, но очень четкий, одинаково повторяющийся. Я стал теребить одеяло, простыню, убежденный, что из складок выпадет, может быть, жук или какая-нибудь игрушка, машинка. Я заглянул под подушку… ничего не обнаружилось. Я лег, звук опять дал о себе знать. Вдруг он исчез, вдруг опять стал раздаваться.
— Бабушка, — обратился я к бабушке, с которой спал в одной комнате. — Ты слышишь?
Нет, бабушка ничего не слышала. И вдруг, как будто извне, пришло понимание, что это я слышу звук моего сердца. Это понимание не удивило меня и не испугало. Признание правильности того, что во мне бьется сердце, пришло ко мне с таким спокойствием, как будто я знал об этом факте уже давно, хотя с этим фактом я столкнулся только что и впервые».
Маленького Юру тоже воспитывала бабушка. Всё повторяется.
— Вы знаете — это просто поразительно! — сказала Илона Матвеевна.
— Теперь вы видите, как реальная жизнь становится основой для творчества… Ну что же, я обещал сказать вам, в какой именно квартире жил Юрий Карлович Олеша.
Так вот — он жил как раз в той квартире, в которой сейчас живёте вы.
И Олег Сергеевич молча протянул Мите «Книгу прощания».