Мы с вами знаем Валентина Александровича Серова как великого живописца, работы его хранятся в Третьяковской галерее и множестве других знаменитых музеев. А в описываемые времена он только начинал свой путь в живописи. Мать Валентина, известная пианистка Валентина Семёновна Серова, после смерти мужа жила в Европе, отдавая все силы музыке, и на сына времени у неё не оставалось. Валентин рос стеснительным и замкнутым ребёнком. Когда ему было девять, мать привела Валентина к Репину, жившему тогда в Париже. Илья Ефимович заметил талант мальчика, привязался к нему, и позже Валентин приехал к Репину в Москву продолжать обучение. Серов жил у Репина почти на правах члена семьи, сопровождая его во всевозможных поездках на этюды, а в остальное время рисуя с гипсов, с натуры и копируя репинские холсты. Поэтому решение Репина взять с собой в Палестину Серова было естественным. Еврейская община одобрила выбор, ведь отец Серова, Александр Николаевич, был внуком крещёного еврея, сенатора и естествоиспытателя К. Л. Габлица, а девичья фамилия матери – Бергман, родом она была из немецко-еврейской семьи. Знала бы Валентина Семёновна, с какой целью её сын отправляется в такое далёкое путешествие!
Вы спросите – а почему Репин согласился участвовать в таком серьёзном и даже небезопасном деле? История об этом умалчивает, но, поразмыслив немного, можно найти причину. Илья Ефимович был богатым человеком. Много вы знаете богатых художников? Единицы. А он был. Значит, был практичным, экономным, знал деньгам цену и счёт. Не подлежит сомнению, что такое сложное задание хорошо оплачивалось. Вот и причина. Что касается юного спутника, он взялся за дело с удовольствием – ещё бы, такое приключение! Для пущей убедительности решено было взять мольберты, холсты, побольше красок. Валентин выступал учеником мэтра, юным подмастерьем, подающим надежды будущим художником. На пароходе он должен был ходить с кистями и палитрой и переставлять с места на место мольберт, изображая муки творчества. Помните художников Бендера и Воробьянинова на пароходе?
Итак, наши герои сели на поезд в Санкт-Петербурге и вышли из него на одесском вокзале. Багажа у них было предостаточно – громоздкие мольберты, коробки с красками, чемоданы с вещами. К вагону подъехали грузчики, грохоча тележками и зазывая пассажиров воспользоваться их услугами, погода стояла расчудеснейшая, а по перрону прогуливались прекрасные дамы в белых кружевных платьях, укрываясь от палящего солнца под изящными зонтами. Илья Ефимович отправил юного Валентина на перрон, смотреть за вещами, вышел из купе, а когда вернулся, саквояжа с портмоне уже не было… На перроне стоял Серов, мечтательно глядящий вдаль, мольберты и краски были погружены на тележку, грузчик услужливо ждал, а самого главного не было. Воображение дорисует нам последовавшую за этим суету, свистки жандармов, показания в участке и всё такое прочее. Как писал «Одесский листок» от 14 июня 1898 года, «… у Репина в купе украли большую сумму денег и саквояж».
Оставим ненадолго пострадавших художников в полицейском участке и совершим короткий экскурс в историю Одессы. Одним из самых ярких городских персонажей той поры был широко (я бы даже сказал – всемирно) известный сейчас Бенцион Менделевич Крик. Тот самый Беня, который был «налётчиком и королём налётчиков». Любопытные факты его биографии нашёл и описал Исаак Эммануилович Бабель. А я цитирую их уже в пересказе того самого краеведа, речь о котором велась в начале: «Когда Беня кнутом и пряником уговорил старика Эйхбаума выдать за него дочь, то, как было сказано у Бабеля, "свадьбу Бени сыграли вдали от Одессы. Первые три месяца новобрачные прожили в тучной Бессарабии, среди винограда и любовного пота. Потом Беня вернулся в Одессу и сделался честным человеком, за ним осталось только верховное наблюдение над нравами и обычаями корпорации". Автор, то есть Бабель, не объясняет, почему эта свадьба не отгремела по первому разряду в Одессе, но можно предположить, что богач Эйхбаум не хотел афишировать брак своей дочери с налетчиком, пусть даже он был Королем. Потом Беня вернулся в Одессу для того, чтобы выдать замуж свою сестру Двойру, страдающую базедовой болезнью".
Бабель не объяснил, почему влюблённые молодожёны укатили в Бессарабию, видимо, потому, что слишком свежи ещё были воспоминания о деле Репина. Никто иной, как Беня Крик и его банда, «держали» тогда вокзал, и саквояж с «еврейскими» деньгами приплыл прямехонько ему в руки на «хазу», что находилась в доме номер 23 по улице Госпитальной, ныне Богдана Хмельницкого. Наши художники, провалив задание и оставшись в южной столице практически без средств к существованию, вынуждены были поселиться в усадьбе замечательного художника Николая Дмитриевича Кузнецова. Репин, который был уже знаком с Кузнецовым, представил ему своего юного ученика. Радушный хозяин предложил вместе поработать на этюдах и выказал живейший интерес к творчеству начинающего художника. Искушённые искусствоведы смогут даже перечислить названия серовских этюдов той поры. Можем и мы – именно в имении Кузнецова написал он одну из своих первых известных маленьких картин «Волы». Южное солнце и природа вдохновляли молодого автора. Кто знает, может быть, именно благодаря им появилась яркая, во многом импрессионистическая манера его живописи.
Говорят, что случайность – это непознанная закономерность. Причинно-следственные связи пронизывают наше прошлое, настоящее и будущее. И какое же наслаждение – ухватившись за небольшую и не совсем понятную на первый взгляд деталь, шаг за шагом приоткрывать завесу тайны и в конце концов восстановить подлинную картину. Ведь реальность – это не то, что мы видим, а то, что нам показывают и хотят, чтобы мы увидели.
Валентин Серов неоднократно бывал потом в Одессе, сдружился с Кузнецовым, и привлекали его в наши края дела не только художественные, но и личные – он приезжал к своей невесте Ольге Фёдоровне Трубниковой, которая поправляла своё здоровье у моря. Они создадут крепкую семью, Ольга Фёдоровна родит Серову шестерых детей.
Илья Ефимович очень переживал ситуацию с кражей денег. Он понимал, что вернуться в столицу просто так он не сможет, что с него спросят за пропажу. Нужно было что-то предпринимать. Но что именно и как вести поиски, он не понимал. Оставалось одно – пересидеть, переждать в надежде на то, что решение найдётся. И он с головой уходит в работу. Именно в кузнецовском имении начинает он своих знаменитых «Казаков, пишущих письмо турецкому султану». Делает наброски, эскизы, подбирает моделей. В результате в образе высокого казака с повязкой на голове изображен сам Кузнецов. Художники очень сдружились за это время. «Одесские новости» от 25.V.1900 года в заметке о Кузнецове писали: «...Н.Д. на своем веку видел, конечно, много художников, но лучшими своими друзьями он считает Репина, Васнецова и Поленова. Репин написал несколько портретов Кузнецова и пользовался им для своей картины "Запорожцы". Васнецов же писал с него для своих картин из каменного века богатырей».
Сам Николай Дмитриевич Кузнецов после завершения преподавательской деятельности в Петербургской Академии художеств строит картинную галерею и мастерскую. В 1900 году галерея открыта. В её собрании, разумеется, были картины Ильи Репина и Валентина Серова, а ещё Ивана Крамского, Василия Васнецова, известных французских художников. Эта галерея сыграла значительную роль в определении творческих взглядов одесских живописцев. В том же 1900 году, по представлению Репина, Кузнецов был избран действительным членом Академии художеств. Его мастерская была своеобразным центром, где бывали не только местные художники, но и те же Репин с Серовым, В.Д. Поленов, М.А. Врубель, Ф.И. Шаляпин, П.К. Саксаганский и многие другие выдающиеся деятели культуры.
Прав был гениальный Бабель, когда писал, что всё дело в налёте! Каким катализатором для развития искусства послужил украденный саквояж!